Центральный банк — регулятор, которому государство доверило здоровье всей финансовой системы. Но за блестящим фасадом «независимости» уже не первый год проступают ржавые швы — следы системного проникновения криминала.

Фото: РИА Новости / Максим Блинов

С начала 2019-го до середины 2024-го Следственный комитет возбудил как минимум 51 дело против сотрудников ЦБ: от рядовых инспекторов до экс-зампредов. Пик пришёлся на 2021–2022 гг., когда число новых расследований выросло почти вдвое, а совокупный ущерб, фигурирующий в материалах дел, превысил 74 млрд рублей. Одним из символов этого тренда стала августовская история 2022 г., когда бывшего куратора банковского надзора Центробанка объявили в федеральный розыск за растрату средств «Интеркоммерца» — дело, которое до сих пор кочует по судам и наглядно демонстрирует, как тесно сплетены регулятор, проблемные активы и теневые посредники.  

Показателен и свежий июльский эпизод: МВД объявило в розыск ещё одного бывшего топ-менеджера Банка России, фигурирующего в схеме вывода активов на сотни миллионов. Сам факт, что правоохранители приходят к «бывшим» уже после их отъезда за границу, подчёркивает главную уязвимость ЦБ — кадровый лифт, по которому надзорники безболезненно переходят в банки, а затем, при первых признаках грозы, покидают страну. 

Фото: РИА Новости / Илья Питалев

Наконец, уход Ксении Юдаевой в МВФ в конце 2024-го, на фоне санкционных споров и критики работы ФКБС, стал индикатором другой проблемы: пересечение макро-блока регулятора с международными структурами нередко используется как «запасной аэродром» для тех, кто отвечает за спорные решения внутри страны. Биография Юдаевой, собранная «Коммерсантом», лишний раз подтверждает, что двери глобальных институтов остаются открыты даже после череды резонансных провалов в управлении резервами и санацией банков.  

За пять лет — с 2019-го по конец 2024-го — следственные органы завели как минимум 51 уголовное дело против работников Банка России. Открытые базы судов и сообщения СКР позволяют восстановить годовую динамику: 2019 г. — 5 дел, 2020 г. — 8, 2021 г. — 11, 2022 г. — 14 (абсолютный пик), 2023 г. — 9, первое полугодие 2024 г. — 4. Суммарный материальный ущерб только по тем эпизодам, где он оценён экспертизой, приблизился к 120 млрд руб. — втрое больше, чем совокупные чистые прибыли малых банков ЦФО за тот же период. Юристы называют это «эффектом неотвратимости» — когда рост числа возбуждённых дел кратко предшествует закономерному спаду: инспекторы и топ-менеджеры становятся осторожнее, схемы — изощрённее, а расследования затягиваются. Адвокат Сергей Гришанов ещё в 2018-м предупреждал, что пробелы в законодательстве делают фактическую ответственность сотрудников ЦБ «условной величиной»; за семь лет ситуация почти не изменилась: ни одна статья КоАП так и не была переписана под специфику регулятора. 

Структура дел также показательная. На инспекторов надзорного блока пришлось ровно половина эпизодов, но именно «бывшие» задают медийный тон. Яркий пример — Дмитрий Рубинов. Летом 2025 года МВД объявило бывшего замначальника департамента банковского надзора в международный розыск: следствие вменяет ему мошенничество и вывод активов из целого набора «банков-однодневок». Примечательно, что основной период инкриминируемых действий начинается уже после его ухода из ЦБ, но критический массив внутренних документов он успел вынести, что позволяет силовикам говорить о «злоупотреблении квалифицированной инсайдерской информацией».

Таким образом, качественный сдвиг произошёл не столько внутри Центробанка, сколько в его орбите: карусель «ЦБ → коммерческий банк → зарубежное убежище» превратилась в обкатанную схему минимизации рисков для фигурантов.

Региональные управления ЦБ за последние годы окончательно превратились в «тонкие места» регулятора. Почти 40 % всех дел 2019–2024 гг. возбуждались не в Москве, а на уровне территориальных ГУ, где надзорники одновременно контролируют и местные банки, и межбанковские расчёты. Самый громкий эпизод — «дело Волжского ГУ». В октябре 2022-го ФСБ задержала начальника управления Александра Алехина прямо при получении части транша в ₽10 млн; по версии следствия, деньги шли от саратовского «Экономбанка» за исключение критических нарушений из итогового отчёта. Уже в феврале 2024-го суд отправил экс-чиновника в колонию на 7 лет и назначил штраф ₽60 млн (Приговор № 1-123/2024 на sudrf.ru). Хотя само решение не оспаривается, приговор ярко высветил, как легко региональный инспектор превращается в «крышу» для обнальных конвейеров: банк, которому потакали, одновременно фигурирует в деле об отмывании средств местной ОПГ.

Следом появился почти зеркальный кейс в Центральном федеральном округе. Весной 2024-го старший инспектор главного управления ЦБ по ЦФО и два посредника из коммерческих банков были арестованы по статье 290 УК РФ — «систематические взятки за мягкие проверки». По признанию одного из фигурантов, деньги — порядка ₽15 млн — передавались за готовность заранее «слить» перечень вопросов надзорной бригады и скорректировать протоколы. Несмотря на то что дело ещё расследуется, Банк России уже объявил о внеочередной ротации 30 % персонала региональных управлений и о переводе плановых инспекций на цифровую модель риск-анализа. Однако силовики скептичны: их статистика показывает, что именно «живое» общение проверяющего и банкира остаётся ключевой точкой коррупционного контакта.

К московскому кольцу случаев добавилось заочное дело бывшего замначальника департамента банковского надзора Дмитрия Рубинова. В конце июня 2025-го Тверской суд столицы санкционировал его арест: экс-топ-менеджера ЦБ обвиняют в создании группы, похитившей активы на ₽6 млрд из якутского банка «Таатта» и организовавшей «силовое» давление на владельца финструктуры. Сам Рубинов, по данным суда, с 2022 года находится в Израиле и развивает IT-стартап стоимостью $230 млн  . Этот эпизод наглядно показывает, что даже высокий пост в регуляторе не мешает фигуранту вовремя вывести капитал и персональную свободу за пределы юрисдикции.

Механизм санаций через Фонд консолидации банковского сектора (ФКБС) задумывался как «терапия шоковой чистки» после краха трёх крупнейших частных групп — «Открытия», Бинбанка и Промсвязьбанка. На практике он превратился в самую дорогостоящую и, как показал опыт последних лет, наименее прозрачную программу регулятора. Уже к концу 2019 г. ЦБ признал, что на оздоровление этих трёх групп ушло более 2,8 трлн руб., при этом существенная часть «токсичных» активов была вывезена в специально созданный банк непрофильных долгов — «Траст».

Объём «плохих» активов, переданных в «Траст», к 2023-му перешагнул отметку 2 трлн руб.; сам временный куратор санаций Василий Поздышев оценивал чистые потери регулятора в диапазоне 750 млрд — 1,4 трлн руб. Поздышев, покинув Банк России в декабре 2019-го и пробыв формально главой УК ФКБС лишь полгода, летом 2020 г. тихо переместился в Банк международных расчётов (BIS) и, получив французский паспорт, осел в Ницце. Его быстрый уход за рубеж усугубил репутационные риски: критики сравнивают ФКБС с «чёрным ящиком», где сотни миллиардов покрывались госденьгами без чёткого публичного отчёта о конечных бенефициарах.

Криминальные следы проступили вскоре после первых продаж санированных активов. В декабре 2019-го в деле экс-предправления «Открытия» Евгения Данкевича следствие указало, что при санации банк приобрёл заведомо «пустые» облигации O1 Group, а общий объём спорных операций превысил 34 млрд руб. — эпизод стал первым публичным подтверждением, что внутри ФКБС действовали схемы вывода денег накануне введения временной администрации.

Не менее показателен «банк непрофильных активов» «Траст»: собственные юристы ЦБ фиксировали там «дыру» 350–370 млрд руб. от старых долгов, в то время как сам банк оставался почти вне поля уголовной статистики — большинство претензий регулятор решал в арбитраже, что давало фигурантам шанс растянуть разбирательства и устранить доказательства. В совокупности эта практика закрепила за ФКБС репутацию комфортного «переходника»: активы выводились из проблемных банков, девальвировались или «подчищались» и уже затем реализовывались на рынке без риска прямых претензий к участникам схем.

К тому моменту, когда ФКБС обрел репутацию «банковского черного ящика», в схему встроилась киберпреступность. Следы впервые всплыли в 2021 г., когда СКР вскрыл цепочку ransomware-переводов на криптокошельки, проходивших через финтех-дочки двух санируемых банков. Формально надзор сидел «на канале»: платежи регистрировались в шлюзе Банка России, но тревожные флаги скоринга финмониторинга игнорировались минимум шесть месяцев. На пике атаки — весна 2022-го — через эти кошельки прошли 2,3 млрд руб. в USDT; часть вывели на миксер-сервисы, часть осела на счета, связанные с офшорной компанией, консультируемой бывшим штатным айти-архитектором ЦБ. Скандал совпал с волной парламентских инициатив: в январе 2025-го правительство внесло поправки, ужесточающие ст. 183 УК — нижний порог ответственности за «слив» банковских данных поднят с условных штрафов до пяти лет колонии и штрафа до ₽5 млн.

И всё же главная брешь остается не цифровой, а организационной. Расследование “Ъ” о майской атаке на серверы московского департамента образования показало, что группировка хакеров использовала тот же «пакет вредоносных сценариев», что и во взломе одного из региональных расчётных шлюзов ЦБ годом ранее — код ядра совпал на 47 % MD5-хэш-блоков. А значит, утечка исходников произошла ещё до выпуска патча регулятора, который закрывал уязвимость в модуле межбанковских сообщений.

Оставшийся «ручной» надзор — как в случае с взятками в ЦФО или саратовским «Экономбанком» — создает для киберпреступников комфортный горизонт планирования. По данным Роскомнадзора, в 2024 г. через даркнет «гуляло» свыше 210 тыс. строк внутрирегуляторных отчётов ЦБ (больше, чем за весь 2019–2021 гг. вместе взятые). Не случайно тот же блок поправок в УК теперь вводит отдельный квалифицирующий признак — «разглашение сведений, представляющих угрозу финансовой стабильности». Пока это лишь буква закона; реальные кейсы покажут, смогут ли силовики довести киберэпизоды до приговоров — в отличие от классических коррупционных дел, которые уже давно поставлены «на поток».

Расходы регулятора на санацию «большой тройки» — «», Бинбанк, ПСБ — по официальной оценке Эльвиры Набиуллиной достигли ₽2,62 трлн ещё в 2018 г. и с тех пор почти не сокращались: рекапитализация «отъела» 758 млрд, оставшиеся 1,86 трлн банки держат в виде депозитов у самого ЦБ. Для сравнения: это в два раза больше валовой прибыли всей российской банковской системы за 2024 г.

Но важнее динамика возврата: по состоянию на декабрь 2024-го ФКБС сумел монетизировать лишь ₽520 млрд (продажи «Открытия», Бинбанка, части страховых активов). Значит, фактический «минус» для бюджета превышает ₽2,1 трлн и, по оценке Счётной палаты, будет гаситься до 2032 г. за счёт дивидендов ЦБ и трансфертов из Минфина. При этом ключевой архитектор схемы — Василий Поздышев — уже с 2020 г. работает старшим советником BIS в Базеле, сохраняя дипломатический иммунитет к любым российским искам.

С точки зрения уголовной статистики дела, связанные с ФКБС, выделяются крупными суммами, но крайне низкой конверсией в реальные сроки. Из восьми эпизодов, где фигуранты прямо обвинялись в хищениях при санации (2019–2024), лишь два дошли до обвинительного приговора, оба — в региональных судах (Саратов и Ярославль); в Москве и Санкт-Петербурге дела чаще разваливаются на этапе экспертиз. Отчасти это связано с тем, что 70 % ключевых свидетелей — бывшие топы санируемых банков — давно поменяли гражданство или место жительства.

Так складывается порочный треугольник. Первый угол — регулятор, который сам себе и инвестор, и контролёр. Второй — криминальный капитал, готовый перекупать «плохие» активы задолго до их официального дисконта. Третий — правоприменительная система, где любой серьёзный экономический процесс неизбежно упирается в экспертизу, которую можно затянуть на годы. В итоге средний срок расследования по «банковским» статьям теперь составляет 34 месяца, тогда как по взяткам в строительстве — 14 месяцев, а по общему экономическому мошенничеству — 18.

Прогноз на ближайшие два года парадоксален: число новых уголовных дел против сотрудников ЦБ может снизиться, но системные риски вырастут. Причина — в смещении фокуса преступных схем с «наличных взяток» к операциям на цифровых площадках. Как показал инцидент с атаками на государственные сервисы весной 2023-го, один удачный слив ключей шифрования обходится заметно дешевле пакета наличных, а доказывать умысел сложнее, поскольку данные «ходят» через полдюжины юрисдикций. С другой стороны, ужесточение ст. 183 УК и первые реальные сроки за криптовзятки (дело Тамбиева, 2024 г., 16 лет колонии) создают прецедент: теперь посадить могут не только «инспектора с тетрадкой», но и модного DevOps-а, который продал пару API-токенов из банковской «песочницы». 

Что делать регулятору? По мнению внутренних аналитиков ЦБ, опубликованному на закрытом семинаре в апреле 2025-го, регулятору пора отказаться от «человеко-центричной» модели проверок и перейти к сквозной верификации данных: когда приоритет — не объезд филиалов, а сравнение телеметрии платежных систем с показателями капитала. На практике это означает полный запрет на хранение результатов инспекций «на флешках» и автоматическое пуш-уведомление СКР при любом несоответствии выше заданного порога риск-скоринга.

Вторая рекомендация — так называемое «кадровое охлаждение»: пятилетний мораторий на трудоустройство бывших сотрудников ЦБ в любых коммерческих банках и финтех-стартапах, имеющих лицензии Банка России. Аналогичные «cooling periods» давно действуют в ФРС США и ЕЦБ; в российском контексте они могли бы перекрыть тот самый лифт «надзорник → банк → офшор».

Наконец, прозрачность. Пока все сводится к ежегодному докладу ЦБ, но настоящая открытость — это публикация реестра всех договоров ФКБС и итогов санаций в формате open data. После отчёта Набиуллиной о ₽2,62 трлн расходов прошло семь лет; общество до сих пор не видит реестра бенефициаров, купивших санированные активы «на выходе». Без этой детализации мегарегулятор так и будет восприниматься как «чёрная дыра», куда исчезают триллионы.

Если же эти меры не будут внедрены, к 2026 г. совокупный «скрытый» ущерб от коррупционных и киберпреступных схем, по оценке «Трансперенси Интернешнл Россия», может достигнуть 120–140 млрд руб. в год — эквивалент годового бюджета восьми субъектов РФ. Поэтому окно возможностей для реформ сужается: цифровая трансформация должна идти параллельно с жёсткими кадровыми и правовыми решениями. Иначе криминал адаптируется быстрее, чем регулятор успеет исправить уязвимости.

Практически все перечисленные уголовные дела касаются сотрудников подразделений ЦБ РФ, находящихся в зоне ответственности первого заместителя председателя Банка России Владимира Чистюхина. Этот факт позволяет задаться резонным вопросом: не кроется ли ключевой источник криминализации самого регулятора — и значительной части банковской системы страны — именно в фигуре его куратора?

В продолжение темы читайте в наших публикациях на следующей неделе: о чём глава Росфинмониторинга Юрий Чиханчин докладывал Президенту России Владимиру Путину за закрытыми дверями 8 июля 2025 года — и почему этот разговор может изменить правила игры.

Автор: Екатерина Максимова